http://www.culture.ru/
"На стекла вечности уже легло мое дыхание..."
14 января 1891 года родился Осип Эмильевич Мандельштам - поэт, прозаик и переводчик, эссеист, критик, литературовед.Из воспоминаний брата поэта Евгения Эмильевича Мандельштама, опубликованных в № 10 журнала «Новый мир» за 1995 год, можно узнать много интересного. Например, о его отношении к семейному книжному шкафу – свидетелю разных читательских предпочтений членов семьи: «Книжный шкап раннего детства - спутник человека на всю его жизнь. Расположенье его полок, подбор книг, цвет корешков воспринимаются как цвет, высота, расположенье самой мировой литературы». Но любил он не только литературу, но и музыку. Увлекался Вагнером, любил Скрябина, ценил камерную музыку, был частым зрителем на концертах.
Осип Эмилбевич любил перемену мест, радовало его и общение с природой, хотя, в сущности, он все же был горожанином. Брат вспоминал: «На отдыхе увлекались шарадами. Вспоминаю, как одну из шарад придумали и продемонстрировали перед публикой Осип и я. Шарада состояла из слова “Мандельштам”. Первая часть — лакомство, “миндаль”, вторая — часть дерева, “ствол”, а целое — это выход братьев Мандельштам за руку. В пансионате часто музицировали, играли новые музыкальные произведения, читали стихи, но брат всегда от чтения уклонялся.
На святках, под Новый год, на розвальнях выезжали в лес и в глубине его украшали елку, зажигали свечи, а то и раскладывали костер. Осип с удовольствием принимал участие в таких развлечениях. Он шутил, много смеялся, радовался своей юности, тогда еще ничем не омраченной».
Сохранился любопытный документ — «Сведения об успехах и поведении ученика 3 класса Тенишевского училища Мандельштам Осипа за 1901/2 г.», в котором есть отзыв преподавателя географии: «Очень способный и необыкновенно старательный мальчик, правдив, очень впечатлителен и чувствителен к обиде и порицанию, владеет хорошо слогом…»
Интересы Осипа определились рано. «Точные науки и практические занятия вызывали у него раздражение и усталость. Он любил географию, историю, естествознание (стихи о Ламарке), языки. Но, конечно, главнейшим из всего для него была литература».
В 1905 году наряду с серьезными интересами, как идеологическими, так и литературными, Осипа влекли развлечения. В юности он был склонен к щегольству. «Его слабостью были хорошие рубашки, галстуки, любил он отдавать свое белье в китайские прачечные. Ему доставляла удовольствие езда на извозчиках, особенно на лихачах. Нужны были деньги на билеты в концерты и театры». Выручал ломбард, в котором оказывались заложенными серебряные ложки или букинистический магазин, в который спускались любимые книги отца.
Для матери по праву первенца он был любимцем, он очень рано начал ощущать свою одаренность и утверждал свое право на исключительность. Мог написать и наговорить в такие минуты людям много обидного, оскорбительного. Он быстро воспламенялся, но и легко остывал. «А присущая брату огромная доброта, самоотверженность в отношении других людей были главными в его поступках».
В 1907 году он оказался в Париже, который «открыл перед ним необъятные возможности приобщения к прекрасному в области искусства и культуры. Он слушал лекции в Сорбонне, знакомился с музеями и архитектурными памятниками. Его влюбленность в Париж в дальнейшем нашла свое выражение и в творчестве». Бывал в Германии, Швейцарии, Италии. Занятия в Сорбонне и Гейдельберге стали основой его многогранного филологического образования.
Стихи он начал писать с 16 лет, дома никогда их не читал, даже матери. Первые стихи Осипа были опубликованы в 1910 году. Брат вспоминал: «Интересна история издания первого «Камня» — тоненькой книжечки с двадцатью тремя стихотворениями, написанными с 1909 по 1913 год. Издание «Камня» было «семейным» — деньги на выпуск книжки дал отец. Тираж — всего 600 экземпляров. Помню день, когда Осип взял меня с собой и отправился в типографию на Моховой и мы получили готовый тираж. Одну пачку взял автор, другую — я. Перед нами стояла задача: распродать книги. После долгого раздумья мы сдали весь тираж на комиссию в большой книжный магазин.
Время от времени брат посылал меня узнавать, сколько продано экземпляров, и когда я сообщил, что раскуплено уже сорок две книжки, дома это было воспринято как праздник. По масштабам того времени в условиях книжного рынка, это звучало как первое признание поэта читателями. Он сразу занял видное место среди поэтов того времени». Он был дружен с М. Волошиным, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Р. Ивневым.
Со смертью матери, о которой — стихотворение Осипа «В светлом храме иудеи хоронили мать мою…», начался распад семьи Мандельштамов. «Мы сразу ощутили неустроенность и пустоту, мучило понимание нашей вины перед матерью, нашего эгоизма, недостаточного внимания к ней; того, что мы, дети, не замечали тяжкого в ее жизни, ее самоотдачи семье, не заботились о ней, даже став взрослыми. Смерть матери оставила свой след на душевном складе всех сыновей. Особенно сильно она поразила наиболее реактивного из нас — Осипа. Со временем он до конца понял, чем обязан матери, что она сделала для него. И чем старше становился, тем острее ощущал вину собственную».
«Всю жизнь море и горы притягивали Осипа, но Коктебель всегда, начиная с первого приезда в 1915 году и кончая последним в 1933-м, был особенно желанным. Цветаева писала: «Мандельштам в Коктебеле был общим баловнем, может быть, единственный, может быть, раз в жизни, когда поэту повезло, ибо он был окружен ушами — на стихи и сердцами — на слабости».
В Петрограде Мандельштаму была предоставлена возможность поселиться в здании, где в конце 1919 года группой писателей и художников был организован Дом искусств. Здесь спасались от холода в кухне у топившейся печки, обсуждались события литературной жизни. В этой огромной квартире еще доживал свои дни и старый слуга бывшего владельца дома. Стал известен комический эпизод, когда на чей-то вопрос: «Где Мандельштам?» — старик ответил: «Они жабу гладят», имея в виду жабо для маскарадного костюма в Доме искусств.
«Жизнь самого Дома искусств и творчество литераторов, живших в елисеевской квартире, несмотря на постоянный голод, холод и разнообразные лишения, остались в памяти современников как значительное явление культуры тех лет. Ольга Форш в одноименной повести назвала Дом искусств — Сумасшедшим кораблем».
Осенью 1920 года Мандельштам очень успешно выступал на литературных вечерах. Блок считал его «гвоздем» вечеров. А Мандельштам высоко ценил Блока, но считал его человеком XIX века, а поэзию его — завершенной главой истории русской поэзии.
Перебравшись в Москву, поэт зарабатывал переводами: денег, как всегда, не хватало, своей квартиры не было, жизнь оставалась неустроенной. В 1921 году он п в Киев к своей будущей жене Надежде Яковлевне Хазиной, после свадьбы они приезжают в столицу.
Евгений Эмильевич вспоминал: «Я помню широкий матрац на полу, служивший и кроватью, и оттоманкой, и сопровождавший Мандельштамов с квартиры на квартиру сундучок, в который складывались рукописи, фото, письма. Крыша над головой была наконец обретена, но полная неустроенность, частые перебои с деньгами изматывали Осипа и постоянно травмировали его». «Жизнь Осипа и Надежды Яковлевны была похожа на крутые американские горки. Кончались деньги, начинались метания и поиски новых авансов, порой не было не только средств для того, чтобы расплатиться с хозяйкой за пансион, но просто за обед. Это было мучительно, но и в такое время брат не терял веры в себя, продолжал работать и, как сам определял, работал «весело и хорошо».
Чтобы вызволить брата из тюремного заключения, поэт обратился к Н. И. Бухарину, тогдашнему редактору «Известий», одному из руководителей III Коминтерна. Бухарин просил об освобождении самого Дзержинского. Брат понимал, что свободой всецело обязан старшему брату.
Писать письма Осип не любил, но для двух людей он всегда делал исключение — для Надежды Яковлевны, без которой он просто не мог существовать, и для отца, остававшегося, где бы Ося ни находился, его постоянным адресатом.
Он умел быть обворожительным и восхищать людей, когда этого хотел. В беседе был находчив и бесконечно разнообразен. Он умел выслушивать собеседника. Когда он не оказывался в тисках нужды, не был травим, Осип любил посмеяться, пошутить.
Осенью 1933 года бродячая жизнь кончилась, он перебрался в собственную квартиру. Завелись даже книги. Главным образом старинные издания Данте и Петрарки. А жить было не на что. Ахматова вспоминает: «Тень неблагополучия и обреченности лежала на этом доме». В феврале 1934 года на Гоголевском бульваре Осип сказал Анне Андреевне: «Я к смерти готов». А в мае его арестовали за эпиграмму на Сталина огромной силы «Мы живем, под собою не чуя страны…»